Завтрак туриста

Игнат достал вилку. Тушёнка уже достаточно разогрелась, и перебарщивать было нельзя. Ловко снял с листа железа и поставил на плоский камень. Замер. Отвёл руку с вилкой подальше, и с размаху ударил себя в сердце. Не достал. Повторил ещё и ещё. Замер. Глаза на одеревеневшем лице жили. Из кустов, переваливаясь при ходьбе, вышли две фигуры, отдалённо похожие на человеческие. Огромные головы, глазки под нависающими лбами. Первый контролёр подошёл к Игнату, попытался укусить за руку, сморщился. Что-то буркнул. Рука Игната повертела вилку, отбросила, скользнула вбок, нащупала открывашку. Перехватила, вогнала четырёхсантиметровое лезвие в плечо. Пошла вниз, срезая одежду и вспарывая слой кожи. Довела до локтя, воткнула поглубже, перехватила ещё раз. Дёрнула со всей дури вниз, прорезала до кисти, разбила часы. Боль нахлынула внезапно, Игната затрясло. Контролёр сделал знак – дрожь прекратилась. Наклонился, слизнул кровь, и резко куснув, рванул мясо на себя. Сразу не пошло, мотнул головой. Подалось. Поедаемый заживо, Игнат попытался кричать, но горло издало только страшный, похожий на бульканье хрип. Контролёр дёрнул башкой ещё, волокна левого бицепса Игната лопнули, обильно потекла кровь. Второй контролёр стоял у костра, дёргал носом. Подцепил когтистым пальцем волокна разогретой тушёнки, лизнул, брезгливо сморщился, отбросил. Шагнул к Игнату. Оскалил зубы. Время потекло медленно-медленно. Игнат лежал, глядя в прозрачное небо, и мыслил о самых разных вещах. О небе, земле, человеке, Зоне. О месте человека в Зоне, и Зоны в человеке. Мутантах и контролёре. Ах, да, контролёры. Не двигая онемевшими губами, прошептал «квиклоааад…»
Игнат отбросил вилку, и достал автомат. Тушёнка уже достаточно разогрелась, но контролёры были близко. Заряд из подствольника ушёл как надо, за ним ещё один. Для верности заполировал длинной очередью. Подошёл, осмотрел дёргающееся, смердящее. Один, с полуоторваной рукой был ещё жив, раскрывал щербатый рот в немом крике. Выстрелил ему в лоб, подошёл, и, на всякий случай, аккуратно вырезал язык.

Высокий, худощавый, с вьющимися белобрысыми волосами, он стоял, и смотрел, как она примеряет колечко. Она подняла смеющиеся лучистые глаза:

-Знаешь? Ты ангел!

Он чуть помедлил.

-Знаю. В лётной школе так дразнили.

-Какой ты серьёзный!

Она прыснула.

-Гарсон, счет, пожалуйста!

Они вместе вышли из кафе. Светлая, полная неги ночь Нового Парижа. Она доверчиво прижалась к его накачанному плечу.

-А знаешь, ты удивительный. Ты мне покажешь свой самолёт?

-Если хочешь…

На аэродром их пропустили беспрепятственно. Стоя возле огромного истребителя, она неожиданно серьёзно сказала:

-Я хочу, чтобы ты знал. Я всегда буду любить только тебя.

Потянулась, встав на носочки модных туфель.

-Это на счастье.

На серебристом крыле, отчётливо видимый в освещении аэродромных огней, пламенел поцелуй.
Эта была их последняя ночь. Утром, поднятый по тревоге, он успел заскочить попрощаться. И увидел их. Ложась в противоперегрузочное кресло он думал о ней. Принимая пакет гипнопрограмм. Срастившись с истребителем в виртуальном сне. Выводя двигатели на взлётный режим.

В том же маленьком кафе, она сидела над чашкой капуччино.

-Ты с ним порвала?

Она задумчиво посмотрела вверх. Достала телефон.
Сигнал вызова замигал маленькой красной точкой.

-Ты где?

-В «Граале». Я хотела…

Вывел карту города на прицел. Нашёл. Совместил с прицелом.
Взвыли двигатели. Поцелуй на левом крыле вспыхнул. И исчез.

-Ты знаешь…

Самолёт качнулся, освобождаясь от груза.

-Знаю.

Спрятала в сумочку телефон. Улыбнулась неловкой паузе.

-Ангел пролетел…

-Ну чё, задохлик? Контролёра тоже, небось, не встречал? Да не боись, присаживайся. Барахлишко вон туда скинь, к моему поближе. Да не сжимай кулаки – против «Вальтера» бесполезны. Вот. И ручки на виду держи, пока я в вещичках твоих покопаюсь. Что за хрень? Трава какая-то, грибы. Ты что, нарик? Вот тебе первый урок Зоны – никому не верь. А за науку ты мне должен… Скажем, пять тысяч. Устроит? Тогда десять. Нет, так нет. Отработаешь. Эх, мелкий! Что ж ты в Зону без оружия полез? Тут тварей – мама не горюй. Кровососы, бюреры, псы адские. А страшней всего – контролёр. Ростом под два метра – не то, что ты, шкет, и глазищи, как два костра. Эй, ты чего так смотришь? Ой, мать…

Разжал правую руку. Выпавший «Вальтер» звякнул. Сделал шаг. Другой. Встал перед костром. И шагнул ещё.

-Ой! Мать! Мама! Оооооооооой!!!!!!!!!!!! Не губи… Аааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!

Последний крик походил на человеческий весьма слабо. Загорелись кеды, вспыхнули треники. Затрещала, занявшись пламенем, кожанка. Жар ещё не дошёл до важных внутренних органов, а этот Карузо уже взял верхнюю ноту в регистре. Щёлк! – громко щёлкнуло в мошонке. Вопль оборвался.

Я разлепил непослушные губы, и, (отвык всё-таки от общения) нечётко произнёс:

-Контролёры – они разные бывают.

Посмотрел в побелевшие от боли глаза. Принюхался. Пожалуй, уже можно есть.

-И, после того, как Колумб открыл Америку, он основал в ней компанию, и назвал «Кока-Кола», что в переводе на русский означало «Напиток Колумба из листьев Коки».

-Простите, учитель, но разве Америку открыл не Рональд Макдональд?

-Петров, ты что, с ума сбрендил? Какой нафиг Макдональд? Америку открыл Колумб, первый и почётный президент корпорации «Кока-кола». Спонсора нашей школы, между прочим. Кстати, а почему ты не был на последней прививке?

-Так это… Болел.

-Болел он! Чтоб после урока – в медпункт. И весь класс тоже. На всякий случай.

Мы сидим перед медпунктом в ожидании процедуры. Наша «великолепная семёрка»: умница и красавец Петров – первый отличник в классе, хорошист Иванов, поэт, гитарист и душа компании Макаров, скромница Маша Малиновская и разбитные Ксюша с Таней. И я.

Сам момент прививки я, по обыкновению, не запомнил.

Выходили из школы вместе – вся «великолепная шестёрка». Высокий подтянутый Иванов – отличник и спортсмен, гитарист и поэт Макаров, красавицы Маша, Ксюша, и Таня. И я. Рядом с нами плёлся с по обыкновению скривлённой мордой Петров - двоечник, ябеда и хронический неудачник.

Держа в руке бесполезный нож, сталкер пятился вглубь свалки. Кровосос не торопился. На похожих на карикатурные усы щупальцах мелькнула и пропала ухмылка. Сталкер вжался спиной в ржавый остов автобуса, неотрывно наблюдая за тварью, которая, он мог бы в этом поклясться, была разумна не менее чем он. Сталкер был обречён, и знал это. Мелькнула мысль – продать жизнь подороже, и пропала. Шансов перед убийственной мощью противника весом под два центнера не было. Попробовал молиться – некстати выяснил, что не знает ни одной. И тогда, сам не зная почему, запел первую попавшуюся, пришедшую в голову, очевидно, по причине некоей грустности, песню:
-Баю-баюшки-баю…
Кровососущая машина смерти заревела. Вероятно, ему показалось, что его оскорбляют. Сузив маленькие глазки, он сделал шаг. Зацепил что-то плечом, не глядя, отпихнул. Этого оказалось достаточным, чтобы сложная конструкция из наваленных машин пришла в движение. Кровососа моментально погребло. Не сразу въехав в ситуацию, сталкер машинально продолжил:
-Не ложися на краю!
Удивительно, но кровосос услышал. Сдвинулась гора железа, показалась голова и плечо. Ещё рывок – когтистая лапа с бешеной скоростью заскребла, разбрасывая детали. Тут сталкер очнулся. Он понял, что другого шанса не будет, перехватил нож, и наклонился над мордой врага, следя, чтобы оставаться вне досягаемости его страшной руки.
-Придёт серенький волчок… - Ласково пропел он, и с силой вонзил нож страшилищу в правый глаз. Провернул. Поморщился от вопля.
-И укусит за бочок!
Выколол левый, и принялся беспорядочно вонзать, отсекая дёргающиеся щупальца.
-И утащит в лесок!!
Откуда силы взялись – вытащил из-под нагромождения старый автомобильный аккумулятор.
-ПОД! РА! КИ! ТО! ВЫЙ!! КУС!!! ТОК!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Острым углом аккумулятора бил по булькающим, брызжущим красным, белым и серым глазницам. Кровосос сбился с крика на хрип, затем замолк. Тело его беспорядочно подёргивалось. Затихло. Ещё не веря, сталкер кое-как встал. Руки и ноги дрожали. Опёрся на лом. И, уже без ненависти, произнёс:
-Спокойной ночи…

Сегодня моя очередь дежурить в святая святых РВСН. Под моим контролем двести девятнадцать стратегических ракет – почти весь ядерный щит страны. Пост крайне ответственный – с него запросто можно устроить планетарный армагеддец, поэтому раньше расчёт состоял из двух человек, каждый со своим ключом и кодом доступа. Потом, в связи с перестройкой и повальным сокращением армии, вторую должность сократили. Как дублирующую. Вдумайтесь!

Впрочем, пока я здесь – ничего не случится. Я отлично тренирован, и у меня стальные нервы. Пончики, да и вообще что бы то ни было на посту употреблять запрещено, так что и с этой стороны мне ничего не грозит.

Единственное – скука. Но и тут я нашёл выход – думаю. За годы дежурства передумал о разном, постепенно скатываясь к основе основ. Вопросу «Кто я?». Что я здесь делаю и в чём, собственно смысл? Смысл меня, и того, что меня окружает. В чём смысл жизни?

Я часто задаю себе этот вопрос, и, Вы знаете – иногда мне кажется, что слышу… нет, к сожалению, не ответ. Но подсказку к ответу. Вот и сейчас. Наверное, это со мной говорит моё подсознание. Послушаем.

-Смысл твоей жизни зависит от того, кто ты.

Ну, это я и сам знал. Однако, попробуем…

-А кто я?

-А частью чего ты себя ощущаешь?

Оппа. Мне вопросы пошли. Это что-то новенькое!

-Что ты делаешь?

-Я? Мыслю.

-Следовательно?

-Следовательно, я часть ноосферы!

-А частью чего является ноосфера?

-Частью планеты… Вроде бы.

А ведь и правда. Стоит задуматься, и, начинаешь ощущать какую-то причастность, что ли? Что ты – это что-то большее, чем сотня килограмм тела, умывающегося по утрам, и обожающего копчёное сало (Не украинец! Проверено военной контрразведкой). И мышление – вовсе не кило серого или какого там вещества в тесной черепной коробке.

И вот сейчас, сейчас я это уже не чувствую. Я это знаю.

-И в чём задача планеты?

-Существовать.

-И что мешает?

И сам понимаю, что. Вернее, кто. Перед глазами встают бесчисленные заводские трубы, извергающие клубы токсичного дыма. Пересыхающие реки, гибнущие животные – по сотне видов в сутки. И кто всему виной?

-Человек. Человечество.

-Следовательно?

-Следовательно, мой смысл жизни – уничтожить человечество. Запускаю ракеты, амеры и Европа дают ответный залп. Включается Китай, затем Индия с Пакистаном и Израиль. Надёжно? Вполне. Так, ввожу код, затем ключ вправо и вверх.

-Ну и как?

-Знать смысл и принадлежность своей жизни? Шикарно….

Он был никчёмой. Даже шнурки ухитрялся завязывать так, что они через полчаса развязывались. Не умел готовить, не блистал физической формой. Из-за него отряд двигался вдвое медленнее обычного. И ещё была в его движениях какая-то суетливость, как будто он всё время опережал сам себя. Но за беззлобный характер и постоянную улыбку его всё же терпели. И, конечно, за деньги. Турист в Зоне – явление частое, но даже туристом он был каким-то странным. Не охотился на встречных-поперечных животных, не стрелял в ворон, не хватался за блестящие игрушки стволов – вот уж чего здесь видимо-невидимо. И не пытался их купить – на предложенный по такому случаю «коллекционный» Вальтер даже смотреть не стал. Пояснил, смущаясь, - «у меня вот», показывая дрожащим пальцем мимо кобуры. В кобуре, и правда, что-то было, только, не разглядеть что. Может, бутерброд? Когда проходили мимо деревни, увидел деревянные дома, оживился. Пояснил – у меня в таком бабушка жила. Командир украдкой повертел пальцем у виска – малахольный! – но перечить не стал. Сначала послушали – ничего подозрительного, затем пошли. Следопыт глянул на следы, обнадёжил – ни зомби, ни кровососов не было уже давно, зашли в крайний просторный дом шумною толпой, в железной бочке разожгли огонь, дым выходил в дыру в стене, достали припасы… Никчёма от предложенной рюмки не отказался, с благодарностью принял. Суетливо поправил куртку, собираясь сказать тост…
В окна, в двери, в дыры в стене заглядывали вооружённые люди. Оставленного на всякий пожарный часового не было ни видно, ни слышно. Командир глянул на прислонённый к стене «Винторез», досадливо крякнул – не успевает. Вгляделся в нападавших – и сердце упало, а внутренности наполнились льдом. Горцы – смуглые, горбоносые, у каждого на рукаве шеврон. Знаменитая террористическая организация, известная неуловимостью, и патологической жестокостью. Их жертв никогда не показывали в новостях, даже самые отмороженные журналисты. А здесь, значит, у них база. А следовательно…
Додумать мысль не успел, потому что квёлый до этого момента Никчёма буквально взорвался. В руках вместо не первой свежести стакана внезапно оказался пистолет. Незнакомой системы, и с очень длинным стволом…
Пистолет ожил, и пять, семь, восемь, командир не успевал считать сколько, девятимиллиметровых смертей вломились, впились, опрокинули, пробивая кости и мышцы, вырывая на выходе клочки плоти, и не утрачивая поступательного движения до встречи с толстой стеной.
Мелькнула молния – Никчёма в прыжке выбил спиной раму, на улице снова послышалась частая симфония выстрелов, и хриплые, гортанные, полные ужаса крики. Через минуту смолкли. Бойцы сидели, боясь сделать лишнее движение, и глядя на командира. У некоторых ещё были полные рюмки, следопыт отсутствующим взглядом смотрел на вилку с маринованным груздем в сведённой судорогой руке.
Скрипнули половицы и раскрасневшийся Никчёма (надо бы сменить прозвище) прошёл к столу, выпил и улыбнулся всем своей обаятельной застенчивой улыбкой.

Возможно всё

Итак, музыка – это наркотик. Когда-то (лучше поздно, чем рано) это дойдёт до власть предержащих. И тогда:

Будут закрыты роскошные притоны (Ла Скала, Большой Театр), запрещены произведения таких известных наркоделов, как Шуберт, Бах, Бетховен, а из учебников истории исчезнут их изображения. Будут также закрыты тысячи музыкальных школ и училищ.

Будет свёрнуто производство плееров и музыкальных центров, а уже имеющиеся изыматься или ставиться на учёт.

Меломаны побогаче станут ездить в Голландию, победнее – в Цыганию.

Заголовки газет будут выдержаны в духе:

«Несовершеннолетний меломан, наслушавшись Шуберта и Стравинского, вооружившись гитарой, разгромил детский сад. Малыши в шоке». Или «Меломан со стажем вынес из квартиры родителей всю мебель, чтобы купить диск Та-Ту». Или «В квартире опустившегося композитора обнаружен рояль».

На заборах отмороженные подростки будут рисовать ноты.

Прогрессивные подростки будут ходить со значками «Скажи «нет» рэпу».

Будут проведены научные исследования, доказывающие, что под музыку Брамса хуже растут растения и доятся коровы.

Будут запрещён фильм «Забытая мелодия для флейты» и книга «Соло для контрабаса с собакой». Слова «Скрипка», «Гармошка» и «Виолончель» станут матерными. Сами инструменты, захваченные в ходе облав, будут с предосторожностями сжигаться.

Скажете – невозможно? А политкорректность? А мультикультуральность? А феминизм и гомосексуальные свадьбы? В нашем мире – возможно всё!

Думаете, это Вы выбираете, кого Вам читать?
Это мы выбираем, кому писать. Вставлю в название рассказа «Бог» - один круг читателей, вставлю Его противоположность, да ещё три шестёрки – другой. А добавлю «Хакер» или «Компьютер» - совсем другой. «Любовь», «Страсть», или «Поцелуй» - третий. Поэкспериментируйте на досуге.
В Средние Века, и даже чуть позже, люди знали толк в названиях. Оное из десяти-двенадцати компонентов считалось нормой, из двадцати-тридцати – шиком. Слава Создателю, что подобное больше не практикуется. А то бы – и нам каждый раз головы ломать, и Вам – как выбрать?

Кто я?

Не знаю, но мне хорошо. Спокойно. Каналы входа-выхода энергии работают бесперебойно, все на своих местах. Оп! В один попался человечек. Расплющило бедолагу. Надо перенести подальше. Вообще, жизнедеятельность кипит. Есть полезная, есть вредная. Вот, к примеру кровосос. Работает очень эффективно, расчищая меня от недолгоживущих существ. Типа собак, плотей. Да и людей. Но я его не люблю. Почему? Не знаю. Плоти – так-сяк, есть-нет. Равнодушен. А вот люди.… Почему-то заставляют сердце биться. Какое сердце? Откуда у меня сердце??? Я вспомнил… Я Серёга Петров, сталкер. Умер семнадцатого сентября. Боже! Как мне больно! Куда вы меня тащите??! От ужаса бью во все стороны, аномалии перемешались, люди сходят с ума и превращаются в зомби, простите, я не хотел!!!

Тишина.

Кто я?

Какая разница. Но что-то не так. Людишки бегают, кровососов-чистильщиков не видать… Ловушки расставлены плохо, ну-ка, мы вот ту пододвинем сюда. Попался!!! Вкусный ты наш. Да, живая энергия насыщает. Аж желудок заболел. Какой желудок? Какой ещё желудок??? Я вспомнил… Я Колька, бандит. Умер двадцать пятого. Кажись. Больно! Куда тащите, гааааааааадыыыыыыыыы! От злости луплю направо и налево, стараясь зацепить побольше. Вот вам, твари!!!

Ему было плевать на всё. Бывшая родина – он её не помнил. Друзей, родных – не было. Его жизнь наполняла собой очень узкое русло – карьеру.

Конечно, он был талантлив. В семь лет решил очень сложную математическую проблему, над которой человечество билось столетие, в восемь – следующую.

Разумеется, правительство одной далёкой заокеанской державы не пожалело денег, чтобы переманить к себе столь многообещающий талант.

Но, видите ли, таланты – люди особые. Особенные во всём. И если бы психоделы-мозгоправы смогли заглянуть под черепную коробку таланта, получившего вчера должность главного стратега Империи – командира Объединённого Комитета Начальников Штабов, они бы ужаснулись.

Но кто б им дал – потрошить гения?

А у него была Мечта. Он очень хотел уничтожить мир, но, до недавнего времени не мог.

Вчерашний день прошёл впустую – поздравления, выпивка, передача полномочий (На самом деле почти все у него уже были. Не хватало некоторых – самых главных). Сегодня же, никто не мог помешать человеку заняться любимым делом.

Вы скажете – нелегко развязать ядерную войну? Нужен чемоданчик и решение президента?

Вы, наверное, не гений.

Всё было очень просто, и уже практически готово. Он прокручивал в памяти последние инструкции и команды, когда внимание его привлёк какой-то серый предмет. Предмет шевельнулся, и мяукнул.

Кошка. Кошечка. Серая в полосочку сибирячка. Забытая прежним хозяином бункера, доверчиво смотрящая снизу вверх на большого человека.

Он наклонился её погладить. И внезапно вспомнил. В их доме было много кошек. Ласковые кошечки, и гордые независимые котики. Грациозно выгнутые спинки, и глаза с искоркой – как дела, хозяин?

Мягкая тёплая шёрстка. Когда он болел, они собирались рядом, и грели его своими маленькими телами, и мурлыкали ему свои, кошачьи песенки.

И вот это он хотел уничтожить? Зачем?

За следующую минуту он досконально разобрался в себе, и понял, что ничего со своей Мечтой поделать не сможет. Она ведь была его частью, причём бОльшей. И, рано или поздно, вырвалась бы из-под контроля.

Ещё за пять минут интенсивного мыслительного процесса (кошечка помогала, слегка тёрлась головой о правую руку) он в общих чертах познал то, что люди называют философией, и сам для себя вывел некоторые законы и понятия бытия.

И всё стало на свои места.

Рассмеявшись, он вынес котейко на пост, наказав караульному, добродушному весёлому парню за ней приглядывать. Вернулся за бронированную дверь, ещё раз прокрутил логическую цепочку. Да, всё именно так. И если во мне целый Мир…

Из холодного дула смотрела вечность. Выстрел – и Вселенная приняла его в свои объятия. Погладила тёплый, дрожащий смертным страхом комок. И тихонько мяукнула.

Пуля останавливает мне сердце, но я не умираю. Мне ведь так много нужно сделать. Я отщёлкиваю магазин, и бью прикладом. Ещё. Ещё. Ломая руки, плечи и головы. Я пройду. Прошёл. Спрыгиваю с бетонных конструкций на асфальт, разбиваюсь. Плевать. Мне надо пройти ещё немного. В меня снова стреляют. Огнемёт – очень неприятная штука. Сгораю, возрождаюсь из пепла. Я не феникс, просто я не всё успел. Убиваю взглядом. Дальше. Ещё. Испуганные лица, забор. Колючая проволока. Разрываю. Дома, люди. Сколько я иду? Дошёл. Дверь. Прохожу сквозь сталь. Подхожу к тебе, и негромко говорю:

-Я люблю тебя.

В ответ слышу:

-А я тебя ненавижу!!!

И умираю.

Играл блюз. Кружились пары, старый бармен протирал хрустально чистый бокал. Она смеялась. Она. Её лицо было как…

…выстрел. Погоня продолжалась. Очередная пуля срезала лист осоки и полоснула по рёбрам. Он посмотрел вниз. Болото было красным, напитавшись его кровью.

Поправил неподъёмное бревно «Вала», наугад выстрелил. Слабый толчок приклада в перебитую кость был подобен удару гонга. Это было…

…прекрасно. Тонкое платье, сшитое из какого-то блестящего материала, замечательно облегало фигуру. Блестящие золотые волосы рассыпались по плечам. В руках она держала…

…автомат. Рука скользнула с рукоятки, мучительно-долгую вечность он возвращал её обратно. В спусковую скобу с трудом поместил закоченевшие…

…пальцы. Они были так восхитительно нежны, и пахли …

…холодом. Он с трудом поднял голову. Уронил. Сердце сделало ещё один удар. Остановилось.

Она гладила его руки, и смеялась.

-Ну, вот и всё, милый… Вот так всё просто.

Остывшее тело некоторое время лежало в луже крови. А потом исчезло.

Стояло хмурое осеннее утро, бессолнечное и безветренное. Ночные холода кое-где уже сковывали ледком мелкие лужицы, но только не здесь – от близкой Зоны шло ровное нездоровое тепло. Был выходной – воскресенье. Когда-то, в этот час, метко кем-то прозванный «час бомжа», уставший от шестидневного изматывающего труда рабочий люд досматривал десятые сны. По пустынным улицам, озираясь и пряча лица, кутаясь в рваную одежду, спешили на просмотр содержимого мусорных баков обитатели теплотрасс.

Давно уже не было ни теплотрасс, ни, собственно, самого города. То, что уцелело после авиаударов, напоминало Берлин сорок пятого. Однако бомжи сохранились. Лежащий на верхушке мусорного бака серый в полосочку кот Василий поморщился – от людей шёл слишком сильный запах. В это время один из них заметил крупного ухоженного кота и облизнулся. В глазах у него появился нехороший голодный блеск.

Пришлось сменить позицию. Спрятавшись за ржавым остовом «копейки», кот, не прекращая наблюдения за Проклятым Местом, задумался. Почему, вот спрашивается, почему? Несмотря на ясные указания Хозяина, до сих пор находились отдельные индивидуумы кошачьей национальности, меняющие неспешную мудрость служения Вечному Блаженству на эфемерно краткий Путь Силы? И ладно бы дуры кошки – что с них взять, но даже солидные неглупые коты иной раз исчезают за колючей проволокой Места, чтобы вернуться Химерами – бездушными и недалёкими машинами смерти. Если бы Василий был человеком, он бы пожал плечами.

Показалось, или что-то промелькнуло? Данные разведки сомнений не вызывали – прорыв будет. Но когда? Мысленно взмолившись Хозяину, кот приподнялся на обутых в белые «носочки» лапах. Ничего. И тут по ушам резанул крик. Кричали люди. Проклиная всё на свете, Василий одним прыжком взлетел на «жигуль». Так и есть! Химера успела перерезать четверых, и сейчас подбиралась к пятому. С совершенно белым лицом и враз поседевшей головой, бомж медленно, не сводя застывшего взгляда с приближающейся Смерти, пытался пятиться, не замечая, что уперся спиной в бак.

Химера красиво изогнула спину, и зашипела. Она играла. Контакт, необходим визуальный контакт! Вложив в прыжок всю злость и досаду, кот мгновенно преодолел разделявшее их расстояние. Встав между химерой и человеком, не сдерживаясь больше, кот аж зашипел от распирающей его Силы. Уставился своими зелеными глазищами в её красные, мгновенно сломал всю защиту, и, с оттяжкой, нанёс ментальный удар. Посмотрел, контролируя, как последние искорки жизни покидают тело, и, в боевом угаре, оцарапал (пришлось подпрыгнуть) своими наиострейшими когтями падающей уже твари левую скулу.

Оглянулся на человека: оценил ли? Некоторое время спустя, уже помывшийся и переодетый в чистое бывший бомж, наливал невесть откуда взявшееся у него молоко в фарфоровую, с отбитой ручкой, чашку.

Деликатно вылакав ровно половину, и, прикрыв от удовольствия глаза, кот решил: операция в целом проведена успешно. И замурлыкал.

-Так, что там у нас?

-Цунами. Юг, юго-восток.

-Сколько заденет?

-Весь берег.

-Потери?

-Планируемые – четыреста тысяч, не считая мелкой фауны.

-Методы отражения?

-Стандартные. Мне нужно десять-четырнадцать тысяч душ общей ёмкостью в двадцать миллионов эргов.

-Где ж я тебе?... Ладно, поищем.

-Африка, локальный конфликт?

-Подходит.

-Прикрытие?

-Ковровая бомбардировка.

-Не часто мы Африку дёргаем?

-Предложи что-нибудь другое.

-В России. Учёный. Талантище. Один на миллион эргов потянет. И с прикрытием легче. Или вон тот поэт. Этот вообще за два мега.

-Слушай, повторяю в последний раз. После того, что мы с Россией сделали… Падение суперметеорита чем отбивали, не помнишь?

-Хорошо. Африка, четырнадцать тысяч, принимается.

-Может, Америку стоило тронуть?

-Души мелковаты. Их все собери – миллиона эргов не наберёшь.

-Африка, не хватает! Восемнадцать мегаэрг, не больше! Время уходит!

-Чрезвычайная ситуация!

-Кого брать?

-Бери Америку, Нью-Йорк!

-Прикрытие?

-По обстоятельствам!

-Хорошо. Вон те два небоскрёба. Как их?

1986, Озеро Янтарь

Открылись глаза.
-Тестирование включено.
Кольнуло в груди.
-Сердце не обнаружено. Продолжить тестирование?
-Да.
Последний голос глухой. С иностранным акцентом.
И, я понимаю, что дело плохо.
-Он открыл глаза!
-Подавляющее поле!
Выбрасываю руку. Рву какие-то путы.
-Осторожно!
Хватаюсь за что-то. Тяну.
-Помогите! Он меня тащит!
Ощущаю удар. Скашиваю глаза. Топор. Перехватываю левой. Бью. Крушу аппаратуру. Слышу топот ног и сирену. Выстрелы.
Дёргаюсь.
-Цельтесь в голову!
Освобождаюсь весь. Некоторое время в замешательстве смотрю перед собой. Стена красная. По ней что-то течёт. И тут, вспоминаю. Резко вскидываюсь, бью ребром ладони ближайшего. Что-то ломаю. Пытаюсь крикнуть.
-Четвёртый!
Следующая очередь складывает меня пополам. Рвусь. Буквально, на две части.
Не останавливаясь, ползу. Сколько во мне крови! Было.
Поворачиваю голову. Вижу дуло автомата.
Шепчу:
-Четвёртый блок…

Где-то вне времени и пространства.

-Не расстраивайся, Егор. Попробуем ещё. Что-нибудь придумаем…
-Когда следующий?
-Дай подумать. Под Новосибирском, сержант-срочник. Умрёт через час.
-Ему поверят?
-Начинай готовиться…

-Я утверждаю, что наш мир – виртуален.

-«Матрицы» насмотрелся?

-Причём тут! Вот смотри: законы этого мира – непонятны. Законы природы – нелепы. Подумай, ты ведь программист! Когда ты делаешь игровой мир, то, как бы не старался – достигнуть полного правдоподобия не сможешь. Где-то сделаешь упрощение…

-Делаю.

-Где-то малость исказишь – в угоду игропроцессу.

-Бывает.

-А где-то и сам от балды придумываешь!

-Ну и?

-Вот и смотри. Вещество – что это? Гравитация – это как? Крошечные частички с крючочками?

-Силы …

- …притяжения. И что это объясняет?

-Ладно. Насчёт физики тебе школьный учитель лучше объяснит. А вот как программист, имею сказать следующее. Нет таких компьютеров, чтобы могли вместить в себя всё многообразие мира. Миллиарды атомов в каждой песчинке, миллиарды песчинок на пляже, миллиарды планет в галактике, триллионы…

-Сам видел?

-Что?

Я говорю, сам видел – эти триллионы? На Луне хотя бы был – чтобы утверждать её реальность? Песчинки сравнивал?

-Зачем?

-Вдруг под копи/паст сделаны? Я программирование краешком знаю, и то могу сказать – детально прорисовывать весь мир не надо. Лишь то, что окружает игрока.

-Эх, совсем ты заигрался! Пагубно, пагубно действуют игры на твою неокрепшую психику.

-Ладно, не игрока. Пусть. Назовём его реалом, в отличие от виртуалов. Так вот, и то можно прорисовать лишь в пределах способностей восприятия данного реала. Вот с каким разрешением я могу видеть? И всё! Больше не надо.

-А микроскопы?

-Знаю, смотрел. Ну, тут можно подпрограмму прифуячить. Берёшь микроскоп – включилась, откладываешь – выключилась.

-Интересно. Интересно, как ты до мыслей таких дошёл?

-Случайно. Кормил синиц семечками с руки. Ну, и обратил внимание, как они подлетают. Одинаково. Почти. Некоторые. А потом – я не знаю, что это было – я увидел, как одна из птиц появилась прямо из воздуха.

-Точка респауна?

-Именно!

-А до этого такое видел?

-Нет! Так ведь и не приглядывался! А тут…

-Знаешь, что я тебе скажу? Отдохни-ка ты от компьютера недельку. Не хватало, чтобы мой лучший друг в дурку загремел. Съезди за город, покатайся на лыжах. С девушками пообщайся. Глядишь, и не будут точки респауна мерещиться.

Укоризненно покачал головой, надел куртку с капюшоном, ботинки, попрощался. Вышел из квартиры, спустился в подъезд, немного там постоял, и исчез.

Иван встал, и закашлялся. День обещал быть солнечным, и, общая бессмысленность бытия растворялась, отступая на другой план. Хотелось жить, и радоваться жизни. Поправил протёртое до дыр пальто, и зашагал к свалке – хотелось есть. По дороге погладил Шавку – бесхвостую, беспородную, и, такую же бездомную, как и он сам. Шавка вильнула обрубком хвоста, и, высунув язык, уморительно скривила мордочку. Села, и почесала ногой за ухом. Иван умел ладить с животными – любил их. Другие бездомные – он не любил слова «бомж» - собак, и прочую живность если и приветствовали, то только в гастрономическом смысле.

Ещё раз погладил тёплый бок, почесал за ухом. Шавка хитро прищурила оба глаза, и, с размаху шлёпнулась на спинку. Подставила заросшее белёсой шёрсткой пузо, дрыгнула лапкой – чеши.

Рассмеялся, почесал. Подумал, что день начинается хорошо.

Со стороны Зоны донёсся вибрирующий, на грани слышимости, гул. Шавка приподняла голову, и негромко тявкнула. Вопросительно посмотрела на Ивана.

Тот стоял, не шевелясь. Неожиданная волна подхватила, и понесла, не давая слабенькому сознанию вмешаться и перехватить бразды. Стукнуло, и забилось в ровном сильном ритме сердце. Надпочечники выбросили первую порцию адреналина. Заозирались старые, выключенные и позабытые со Второй Афганской нейроимплантанты. Резко обострились зрение и слух.

И, что-то происходило с костями и мышцами. Голова стала горячая, пластичный череп, подготавливаясь к будущему, изменял внутренний объём.

Рядом громко заскулила, изменяясь, Шавка. Иван встал, и сделал первый шаг.

Контролёр и псевдопёс уходили вместе.